II.20.ЗАКОНОМЕРНАЯ АНОМАЛИЯ (М.М. ЕФИМКИН, В.А. ЛАМИН)

Материал из История промышленности Новосибирски
Перейти к: навигация, поиск

1

В продолжение четверти столетия дореволюционного существования Новониколаевска его промышленный облик определялся доминирующим развитием мукомольного производства. Другие производственные отрасли экономики города находились в традиционном для сибирских городов фартуке кустарно-ремесленных мастерских. Именование некоторых из них заводом или фабрикой отражало в большой степени характер желаний, намерений их владельцев, намечавшуюся перспективу развития, но далеко не реальный потенциал. Параметры производственных мощностей, уровень организации, специализации и механизации труда, численность работающих, качественные и ассортиментные показатели выпускаемой продукции так называемых заводов и фабрик города имели очень отдаленное сходство с реальными для того времени промышленными предприятиями. Перспектива преобразования такого рода заводов и фабрик в ранг крупного промышленного предприятия была явно не близкой.

До постройки Сибирской железной дороги в экономике Сибири преобладали диверсификационные процессы. Сибирь не только кормила себя, но одевалась, обувалась в изделия собственного производства. Аграрно-промысловый профиль хозяйственного развития был не требователен к ассортименту и качеству продукции промышленного производства. Простейшие орудия и агрегаты для сельскохозяйственных работ, конно-гужевого и речного транспорта производились в Сибири. Преимущественно за счет местного кустарно-ремесленного производства удовлетворялись и весьма нетребовательные запросы городского населения в товарах повседневной необходимости. Диверсификационные процессы складывались в перспективу хозяйственной автаркии.

Строительство сибирской железной дороги предполагало вероятность, что евророссийский промышленный капитал достаточно активно и энергично двинется в Сибирь, на новые и перспективные для его приращения территории. Однако в действительности эти ожидания не оправдались. В Сибирь устремился лишь торгово-посреднический капитал. Промышленный с насиженного места не двинулся. Казенные, государственные инвестиции, главным образом в предприятия сопутствующие сооружению железной дороги или связанные с ее эксплуатацией, оказались несоизмеримыми, ничтожными с масштабами затрат, необходимых для энергичного и быстрого вывода экономики Сибири на высокую орбиту промышленного развития.

Централизованные источники казенных финансовых и материально-технических ресурсов открывались для Сибири, как правило, лишь ввиду военной угрозы. Так, накануне русско-японской войны и особенно после неожиданного поражения в ней казна «раскошелилась» на строительство фортификаций, казарм, военных городков, размещение и содержание усиленных гарнизонов. Собственно говоря, и сооружение Сибирской железной дороги являлось своеобразной демонстрацией российской военной мощи, призванной «остудить» горячие головы японских военно-политических стратегов. Правда, эффект оказался почти нулевым, избежать войны не удалось. Во время Первой мировой войны казна тратилась на Сибирь в рамках мероприятий создания на ее аграрной основе стратегической, тыловой базы продовольственного обеспечения действующей армии. Такого рода целевое дозирование казенных инвестиций в Сибирь, разумеется, очень мало прибавляло реальных возможностей для фронтального промышленного развития.

Местные сибирские торгово-предпринимательские активы составляли величину очень скромную в сравнении с требовавшимися для быстрой трансформации ремесленно-кустарного производства в промышленное. Более или менее состоятельные сибирские финансово-предпринимательские группировки, представленные сравнительно успешными золотопромышленниками, так называемыми миллионщиками, предпочитали приращивать свои капиталы за счет оборота их в евророссийских, московско-петербургских и западно-европейских банках. Вкладывать их в основание и развитие промышленных предприятий в Сибири означало идти на риск еще больший, чем в фортуну золотодобычи.

Экономическая политика центра имела отчетливо выраженный колониальный, хищнический характер. Из Сибири старались выжать все возможное по максимуму, «вознаграждая» ее каплями и крохами, совершенно необходимыми лишь для того, чтобы не утратить источник приращения «российского могущества», держать его открытым для жаждущих приобретений и состояний самой дешевой ценой — грабежом под защитой, покровительством и поощрением, или по современной технологии, «под крышей» экономической политики государственно-политического центра. Вкладываться в промышленное развитие Сибири сколько-нибудь серьезными капиталами в условиях, когда ее естественные богатства и производительные силы все более очевидно подпадали под выжимающий пресс экономической политики центра и практики околоправительственных финансово-промышленных и торгово-посреднических группировок, означало, как говорится, действовать против ветра. Благоразумнее и во всех отношениях выгоднее и безопаснее представлялось следовать по вектору господствующей экономической политики и хозяйственной практики, которые лишь на словах обещали Сибири блистательную перспективу приобщения к промышленному прогрессу, а на деле истощали, разрушали ее естественно-исторические корни экономического роста и потенциал движения к промышленному будущему.

Молодое и деятельное население Новониколаевска всеми силами стремилось вырваться из удушающих объятий экономической политики и практики евророссийского капитала. В сравнении с предпринимательской общественностью старооснованных сибирских городов новониколаевская отличалась более высокой энергией порыва к выгодам и достоинствам промышленной цивилизации. В отличие от более или менее благополучных, сравнительно состоятельных, но прозябавших в стороне от промышленного прогресса, томских, иркутских, красноярских, забайкальских, алтайских предпринимателей, новониколаевские были малоденежными и поэтому более консолидированными, амбициозными, динамичными. Практика многолетнего накопительства, скопидомства, находившаяся в основе состояний торгово-предпринимательских династий старооснованных сибирских городов для новониколаевских предпринимателей представлялась неэффективной, безвозвратно уходящей в прошлое. Небольшие деньги в сочетании со здоровым желанием их приращения обязывали к деловой изворотливости, оборотистости, поиску свободных ниш для прибыльного вложения ограниченных средств.

Золотопромышленность и другие сегменты ресурсодобывающей специализации находились в крепких руках предпринимателей губернских городов, расположенных к востоку, и восходящих угольными копями, доменными печами и коксовыми батареями городских образований Кузбасса. Тюмень, Тобольск, Томск, Енисейск традиционно властвовали в сфере продукции таежных и речных промыслов. Относительно доступными для новониколаевских предпринимателей оставались две хозяйственные ниши: сфера услуг и сектор промышленного развития, ориентированного на производство товаров повседневного спроса и изделий для динамично расширяющегося аграрного хозяйства.

На поприще услуг в достаточно широком спектре их (от культурно-цивилизационных до товарно-распределительных) новониколаевское предпринимательство, можно сказать, вполне преуспело. Новониколаевск, несмотря на статус уездного города, весьма быстро становился всё более привлекательным центром, средоточием культурной и деловой жизни. С каждым годом, с нарастающим ускорением прибавлял в численности населения, диапазоне и качестве сервиса, ориентированного на социально разноликую клиентуру.

Гораздо менее результативным оказались попытки создания в городе производственных предприятий фабрично-заводского типа. Реализация этих проектов и начинаний встретилась с непреодолимой совокупностью, по меньшей мере, двух препятствий: весьма ограниченными средствами новониколаевского предпринимательства и хлынувшей в Сибирь по железной дороге массой промышленной продукции из Евро-России и Западной Европы и позднее, когда Транссиб дотянулся до Владивостокского порта, из Канады и США. Сибирский рынок интенсивно насыщался экспортной промышленной продукцией, начиная от, так называемого, ширпотреба: ниток, иголок, парфюмерии, кожгалантереи до орудий и агрегатов сельскохозяйственного назначения, оборудования и машин для горнодобывающих предприятий. Конкуренция между экспортерами складывалась с возрастающей остротой. Зарубежные поставщики постепенно, но неумолимо вытесняли отечественных евророссийских и уральских производителей промышленных изделий, поставлявшихся в Сибирь. Качество и другие технико-эксплуатационные параметры промышленных изделий иностранных фирм намного превосходили отечественные: уральские и евророссийские аналоги. В условиях, когда продукция старооснованных отечественных промышленных центров явно не выдерживала нарастающего давления на сибирский рынок со стороны зарубежных производителей, тратиться на создание в Сибири собственных сколько-нибудь значительных промышленных предприятий не имело смысла.

В итоге такого стечения обстоятельств, производных от традиционно недальновидной отечественной экономической политики и технико-экономической практики, Сибирь все более определенно направлялась по пути развития в ресурсно-сырьевой придаток Евро-России и рынок зарубежных экспортеров. О создании в Сибири собственной основы крупного промышленного производства, конечно, можно было помышлять, надеяться на лучшие времена, наивно предполагая, что центральная власть когда-нибудь обратится лицом к насущным нуждам и перспективным выгодам не только ресурсно-сырьевого использования, но и промышленного развития Сибири. Уразумеет, что обрекая Сибирь в угоду меркантильным интересам околоправительственного капитала на роль ресурсо-сырьевого придатка, усугубляет и без того традиционно глубокое экономическое отставание всей страны. Проникнется пониманием, что прочность скреп и устоев государственности определяется не миллионными состояниями столичной финансово-промышленной и торговой олигархии, а сотнями миллионов нитей доверия к власти массовых слоев населения огромной, но прозябающей в бедности страны. Поднимется до высоты осознания, что власть дается не для созерцания стихийно складывающихся, противоречивых социально-экономических процессов, а для извлечения полезной работы из их непрерывно и, как правило, несогласованно действующих механизмов. Поощрениями, льготами, преимуществами и иными властными методами и средствами понудит евророссийский капитал двигаться в Сибирь и укореняться на ее благодатной для промышленного роста почве.

Однако в действительности ничего подобного не произошло, поскольку власть, расшибающая лоб в обслуживании, удовлетворении частных интересов наживы и исполнении диктата столичной финансовой олигархии, не способна к генерации политической воли. Принципиальная схема территориального размещения отечественного экономического потенциала, сложившаяся в период становления в России мануфактурного производства, при Петре I и его преемниках оставалась неизменной и два столетия спустя в эпоху стремительного промышленного прогресса. В совокупности причин системного технико-экономического отставании России на пути приобщения к промышленному прогрессу одной из главных являлась традиционная малоподвижность, столичная оседлость отечественного капитала.

В отличие от западно-европейского, и особенно северо-американского капитала, рыскающего всюду и всегда готового к риску ва-банк ради возможной прибыли, отечественный предпочитал станционироваться преимущественно вблизи центральных, директивных структур власти и управления. Исходную генерацию столичной торгово-предпринимательской элиты создал Петр I. И возможно, это его начинание являлось прорывным для российской действительности рубежа XVII—XVIII вв. Правда, первый российский император одновременно с директивно-бюрократическим взращиванием и культом столичной торгово-предпринимательской элиты, немалые силы и волю приложил к тому, чтобы поощрением и принуждением привить ей охоту к постоянному поиску выгоды на всех пространствах бескрайней империи и за ее пределами. Последующие высочайшие повелители России культивирование столичной торгово-предпринимательской элиты продолжили и достигли на этом поприще такой степени «успеха», что оказались в опосредованном подчинении или прямой зависимости от ее воли и финансовых активов. И, конечно же, «уговорить» ее озаботиться проблемами промышленного обустройства не могли.


2

Десятилетие 1930-х годов было прорывным в истории промышленного строительства и индустриального развития Сибири. Первая пятилетка началась с воплощения Урало-Кузбасского проекта, Кузнецкстроя и Турксиба. Затем последовали Байкало-Амурская железнодорожная магистраль, Норильскстрой, Комсомольск-на-Амуре, Магадан, Северный морской путь, Евразийский океанский порт… Одновременно с масштабным и динамичным новым промышленным и транспортным, главным образом железнодорожным, строительством осуществлялась реконструкция, модернизация ранее возникших производственных предприятий. Производственные структуры еще недавно с трудом удовлетворявшие местные потребности в промышленных, кустарно-ремесленных изделиях и постепенно угасавшие под воздействием нараставшей товарной экспансии из Евро-России и Урала, энергично выводились на новый, значительно более высокий уровень мощностей.

Партийно-советские и хозяйственные руководящие инстанции беспрецедентно смело, настойчиво, убедительно и небезуспешно доказывали директивным структурам СССР, что комплексное освоение многообразных природных ресурсов с одновременным максимальным приближением перерабатывающих мощностей к источникам сырья — первостепенное, определяющее условие эффективности капитальных вложений в экономику Сибири. Другим столь же объективным императивом и непременным условием экономической эффективности народнохозяйственного комплекса Сибири считалась необходимость размещения на пространствах за Уралом промышленных предприятий полного производственного цикла, т. е. от добычи ископаемых до товарной массы готовых изделий.

Широко и конструктивно обсуждались проблемы и перспективы товарообмена Сибири с сопредельными союзными территориями: среднеазиатскими республиками, Казахстаном, Уралом, а также европейской частью страны. Примечательно, что в сибирских проектных инициативах постоянно и настойчиво акцентировалась необходимость адекватного, паритетного товарообмена Сибири с евророссийской частью страны. В проекциях будущего товарообмена между Сибирью и Евро-Россией указывалось, что исторически сложившаяся практика товарообмена — дешевое сибирское сырье на дорогие евророссийские изделия — губительна в первую очередь для экономического прогресса Сибири и не в последнюю — для евророссийских экономических центров и в целом для народного хозяйства СССР. На будущее предлагалась рациональная схема адекватного товарообмена, т. е. планового, социалистического, справедливого, а не хищнического, грабительского, разорительного для Сибири, сложившегося в условиях дикости и стихийности капиталистических рыночных отношений. Заметим, что очень скоро, уже в середине 1930-х годов, несмотря на здравый смысл и очевидный хозяйственный прагматизм тезиса о паритетном товарообмене Сибири с Евро-Россией, сибирский акцент его произношения стал вызывать в директивных структурах центра все более острое раздражение. Во второй половине 1930-х годов на этот сибирский акцент товарообмена с Евро-Россией в центральных властных и планово-распределительных структурах реагировали как на завуалированное стремление к хозяйственной автаркии, экономическому сепаратизму, на остаточные, не до конца царской, колчаковской и Советской властью искорененные, чрезвычайно опасные проявления сибирского областничества.

Для директивных государственно-управленческих, общественно-политических и экономических структур, замороженных до абсолюта централизации, нет ничего страшнее высокой температуры регионального экономического патриотизма. В нашем Отечестве, как только где-либо в провинции далекой от столичного благополучия заходит, хотя бы робкая, речь о региональных экономических интересах, без минимума удовлетворения которых регион обречен на постоянную социально-экономическую и демографическую депрессию, бдительное, настороженное страхом за целостность единой и неделимой могучей державы «ухо» центральной власти слышит душераздирающий скрежет распада ее фундаментальных скреп и устоев. Так случилось и в 1930-е годы, к концу которых с инициативами паритетного экономического развития Сибири было практически покончено. Сибкрай, простиравшийся от Урала в Забайкалье, поделили, измельчили на множество административно-территориальных единиц с прямым подчинением столичному центру. Во главе их поставили людей менее авторитетных, чем герои большевистского подполья и гражданской войны, прежде составлявшие ядро руководства Сибкрая, но подозревавшиеся в бонапартизме. Аналогичная политика реализовывалась и в отношении Дальневосточного края. Многочисленными, не авторитетными, слабыми, зависимыми, не претендующими на собственное мнение командовать проще и легче, чем управлять немногими, сильными с позициями которых приходится считаться.

К концу 1930-х годов параллельно с пресечением инициатив активной региональной экономической политики, опасно, по мнению столичного центра, окрашенной тенденциями автаркии, центробежных устремлений, экономического и не исключено политического сепаратизма, сошли на нет и замыслы широкого и непосредственного экспортного выхода сибирской и дальневосточной продукции на международный рынок. Прежде, в годы восстановительных работ в народном хозяйстве и затем в ходе реконструкции и полемики о целях, задачах, средствах и возможностях разработки и реализации первого пятилетнего плана, громкое многоголосие инициатив, исходившее из регионов, смолкло. Время, когда творческая разработка проблем и проектов создания сильной и многопрофильной региональной экономики представлялась естественной составляющей конструкций перспективного развития народного хозяйства страны, истекло. Окрепшая во всех отношениях центральная власть стала по-своему самостоятельно, директивно определять приоритеты в разрешении насущных и перспективных проблем технико-экономического развития страны. Проекты и начинания, ориентированные на выравнивание региональных различий, диспропорций в уровне экономического, в первую очередь промышленного развития безоговорочно исключались из так называемой повестки дня. Степень приоритетности, возможности и необходимости реализации региональных инициатив стала определяться в масштабе их соответствия разрешению общегосударственных задач.

Условия и последовательность действий в разрешении этих задач стала однозначно диктовать центральная власть и ее директивно-распределительные структуры. Регионам представлялось единственное «право» неукоснительно исполнять команды из центра и не обольщаться иллюзиями так называемого демократического централизма, в формуле которого слово «централизм» — существительное, а «демократический» всего лишь прилагательное.

В отличие от плана первой пятилетки, составленного в значительной мере на основе инициатив генерированных регионами и, соответственно, заметно ориентированного на разрешение насущных задач и проблем регионального социально-экономического развития, второй пятилетний план определенно дистанцировался от региональных приоритетов. А третий, прерванный Великой Отечественной войной, отдалился от них еще более.

И все же, в 1930-е годы, несмотря на обусловленный совокупностью объективных и субъективных причин, крутой поворот экономической стратегии к приоритетам и императивам общегосударственных задач, для регионов за пределами традиционных производственных центров, для многих впервые, реально открылась возможность приобщения к промышленному прогрессу. Особенно выразительные изменения произошли в прежде, преимущественно, аграрном ландшафте Западной Сибири. Основным средоточием нового для Сибири промышленного рельефа стал Новосибирск — город, только что достигший 30-летия, но стремительно настигавший и обходивший по главным параметрам роста сибирские города с многовековой историей. Десятилетие 1930-х годов было, выражаясь высоким языком, звездным в истории промышленного развития Новосибирска. Размещение в городе промышленных предприятий машиностроительного профиля, состоявших в 1930-е годы в ранге пропульсивных, т.е. определяющих перспективные направления технического прогресса, стало судьбоносным для будущности Новосибирска. Стремительно строившиеся и беспрецедентно быстро выводившиеся на проектные мощности промышленные объекты Новосибирска являлись конкретным воплощением замыслов создания в Сибири комплекса предприятий полного производственного цикла. В дореволюционный период, в условиях рыночных отношений финансовая мускулатура новониколаевского предпринимательства складывалась, главным образом, за счет развития мукомольного производства и сферы разнообразных, качественных и, подчас, новых, не традиционных для сибирской деловой и культурной жизни услуг. Оба направления деятельности оказались успешными: мукомольное в результате динамичного роста численности, в том числе городского населения Сибири, а сфера услуг — ввиду его социальной дифференциации.

Размещение в Новосибирске в 1930-х годах предприятий продвинутых, пропульсивных отраслей промышленного производства привело к необходимости срочного разрешения, как в то время говорили, вставшей во весь рост проблемы инженерно-технических кадров. Главная в Сибири, признанная в России вузовская «кузница» их находилась в старинном Томске, недалеко, за 200 верст от Новосибирска. Томская вузовская школа имела высокую репутацию, и ее выпускники направлялись для работы в первую очередь на сибирские предприятия, в том числе в Новосибирск. Для сибирских территорий 200 верст, конечно, не расстояние, и выпускники томских вузов составляли возрастающую часть инженерно-технических работников на предприятиях Новосибирска. Однако традиционная система подготовки и распределения молодых специалистов все более очевидно не соответствовала конкретным производственным условиям, потребностям и в целом духу новой социалистической социокультурной атмосферы. Не простой процесс трансформации теоретических знаний молодых специалистов в вектор эффективной производственной деятельности занимал не малое время. А времени на постепенную адаптацию выпускников вузов к конкретному производству не было. Молодые специалисты, даже с качественной томской вузовской подготовкой на первых шагах своей производственной работы нуждались в поддержке, шефстве опытных инженеров с практическим производственным стажем, дефицит которых являлся повсеместным для всей огромной страны, в различных районах которой разворачивалось масштабное промышленное строительство. Молодые специалисты нуждались в производственной выучке, а производству требовались инженеры и техники не только с хорошим образованием, но одновременно и с производственным опытом. Жизнь диктовала необходимость максимального пространственного и организационного сближения производства и системы подготовки профессиональных кадров: от инженерно-технических специалистов до рабочих. Организованные в 1930-х годах первые семь вузов Новосибирска возникли на корневой основе томской высшей школы.

Разрешения на создание первого в Сибири Томского университета сибирская общественность добивалась почти полстолетия. Особенно остро вопрос об организации университета ставился, начиная с зарождения идеи сибирского областничества. Правительственные структуры и «высочайшая воля» досоветской России категорично противились происходившей из Сибири инициативе создания в далекой окраине системы высшего образования. Лейтмотивом отказных резолюций на настойчивые инициативы приобщения Сибири к «светочу знаний» являлось указание на тотальную безграмотность населения сибирской окраины. И еще между строк отказных резолюций читались опасения, что управлять грамотной и образованной Сибирью будет неимоверно сложнее, чем править темной и безгласной.

Средний уровень грамотности, а точнее безграмотности населения Сибири накануне Первой мировой войны и последующих революционных социально-политических и экономических процессов лишь на немного отличался в лучшую сторону от аналогичных среднероссийских показателей. Это отличие являлось не столько результатом развития начального школьного образования, сколько следствием миграции в Сибирь традиционно более развитой, активной, дерзающей части населения из европейской части страны. Однако в целом, несмотря на эту, стихийную своеобразную, характерную для демографического движения на пионерно осваиваемые территории селекцию, уровень грамотности старожильческого и особенно новопереселенческого массива населения оставался крайне низким. Малозаметное возвышение над среднероссийскими показателями было далеко неадекватным требованиям, обусловленным развернувшимся строительством. Особенно рельефно это несоответствие обнаруживалось в Новосибирске, где размещались и вводились в строй действующих не шахты и рудники, характерные широким и преимущественным использованием простого физического труда, а промышленные предприятия машиностроительного профиля, ранее неизвестные, невиданные в Сибири.

Размещение в Новосибирске пропульсивных по тому времени промышленных предприятий, отличающихся от горнодобывающих, лесоперерабатывающих, металлургических и других, более высокими образовательно-квалификационными требованиями к рабочей силе, сообщило городу новый импульс ускоренного развития. В 1930-е годы Новосибирск быстрее, стремительнее других сибирских городов прорывался и реально продвигался в будущее практически по всем направлениям технико-экономического и социокультурного прогресса. К концу 1930-х годов Новосибирск раньше или быстрее других сибирских городов окончательно распрощался с фартуком ремесленно-кустарного производства и встал к станку и конвейеру современного промышленного предприятия, прозрел от темноты почти сплошной безграмотности к общему, средне-техническому и высшему специальному образованию, приобщился к прогрессу культурной и общественно-политической жизни страны, к массивам и каналам информационных потоков…

Кажется, что сибирская история в районе возникшего в начале 1890-х годов безвестного поселка строителей железнодорожного моста через Обь развивалась аномально быстро по чудодейственному волшебству каких-то необъяснимых, сверхъестественных сил. Действительно, как могло случиться, что на месте землянок, вырытых в береговых откосах, засыпух, времянок, рабочих бараков, утлых, наспех сколоченных будок, на скорую руку поставленных избушек, меньше чем за 50 лет явился город с параметрами, превосходящими сибирские города с многовековой историей существования?

В быстрой, стремительной истории Новосибирска нет ничего волшебного и чудесно воздействующего. Необычайная по историческим масштабам времени метаморфоза временного, сугубо рабочего поселения в крупный, динамично развивающийся город явилась реальным ответом на вопрос, что делать с Сибирью? Вопрос, возникший в первое столетие после так называемого приобретения Сибири, в продолжении последующих столетий многократно панически кричавший и исключительно актуальный в сегодняшней ситуации. История Новосибирска однозначно отвечает на этот извечный для центральной власти вопрос. В Сибири следует размещать и культивировать развитие предприятий, олицетворяющих современный и будущий уровень научно-технического и социально-экономического прогресса.

Созданный в 1930-е годы в Новосибирске промышленный потенциал в составе многопрофильных производственных мощностей, системы подготовки инженерно-технического корпуса и высококвалифицированных промышленных рабочих стал главным фактором социально-экономического развития города. В отличие от типичного для Сибири и Урала моноспециализированного города (при заводе, руднике, шахте, лесоперевалке, узловой железнодорожной станции т.п.) Новосибирск в 1930-е годы превратился в город заводов и фабрик с необычайно широким для сибирских городов спектром промышленной продукции. Инъекции эликсира промышленной молодости получили в 1930-е годы и некоторые старооснованные, на пространствах от Урала до Тихого океана, города. Но в них размещались и строились, как правило, единичные промышленные предприятия, локальное живительное воздействие которых на социально-экономический облик старинных городов было несопоставимым с масштабами, глубиной и спектром факторов роста Новосибирска.

Впереди была война...

Созданная в конце 1930-х годов в Новосибирске корневая система многопрофильного промышленного производства предопределила практику размещения в городе индустриальных эвакуантов из западных районов Евро-России и обеспечила беспрецедентно быстрый ввод их в состав действующих производственных мощностей, ковавших оружие Победы.


Авторы: М.М. Ефимкин, В.А. Ламин



Пред. стр. | Содержание

Персональные инструменты
Пространства имён

Варианты
Действия
Навигация
Инструменты